ЭМТЕГЕЙ 1985. (Ч.30)

Продолжение. Читать начало... Или не читать. Каждая из частей живёт самостоятельной жизнью.

«Включаю автопилот», и бреду по тёмным улицам к своему дому. Улица 50 лет октября, дом четыре. Странно, почему «50 лет октября»? Не «имени», даже не «Пятидесятилетия», а просто – «Пятьдесят лет октября». Как придумывают названия улиц? И почему в каждом населённом пункте обязательно должна быть улица Ленина? Вот сейчас посёлок очень бурно растёт, каждый год сдают несколько многоквартирных домов с улучшенной планировкой, и надо же, назвали таки новую улицу именем Вождя мирового пролетариата. Зачем? Он же никогда в Кадыкчане не был, даже слово такого никогда не слыхал!


Колымская трасса.


Быть Звезде. Крепко спать.

Говорят, что скоро пять посёлков соединяться в один большой город, и для него уже есть имя: - Звезда. Звезда, потому, что пять посёлков окажутся на кончиках фигуры, образующей геометрически правильную пятиконечную звезду. Пять главных проспектов сойдутся на центральной площади. Проспект, ведущий из Кадыкчана, назовут «Шахтёров», с Мяунджи – «Энергетиков», с Арэса – «Автомобилистов», с Арэка… Чёрт его знает, как назовут. Там тоже энергетики, а ещё вертухаи, потому, что там зона. А пятого посёлка вообще нет. Его только планируют. Но он ближе всего к нашей Кадыкчанской базе геологоразведки, поэтому проспект назовут «Геологов».

Ну вот и мой подъезд. Дверь на мощной пружине, обитая изнутри толстым войлоком. Второй этаж, квартира двадцать девять. «Привет, па»! – Отец сидит в коридоре за столиком, с вечной папироской в уголке рта, и вечной газетой в руках. В майке, трико с оттянутыми коленями и дерматиновых тапочках. «Привет, привет, рыбак»!

Скидываю «болотники», грязные портянки, носки, и вижу, что ноги по цвету не отличаются от сапог. Но я не могу мыться. Несу канн с рыбой на кухню, где мама сидит за столом, обложившись горой книг и справочников, опять пишет в школьной тетради какой то доклад, или реферат по дошкольной  педагогике.

- Ма. Сделай что-нибудь с рыбой? Я спать.
- Угу. Кушать хочешь?
- Не. Спать, спать, спать…

Падаю на кровать, не раздеваясь и не расправив постельное бельё. Всё… Меня нет…

- Ну чё, пап! Дай хоть маленько то покемарить.
- Куда больше то! Мать уже боится, что с тобой что-то случилось. Вторые сутки уже спишь.
- Как!!! – Сажусь на кровати, и моргаю от яркого света лампочки без абажура, висящей под побеленным известью потолком. – Который час?
- Десять.
- Так я в девять лёг!
- В полдесятого, но вчера. Ты спишь уже двадцать пятый час, не просыпаясь, даже чтоб в туалет сходить.
- Не может быть!

Впрочем, не сильно то и удивляюсь. После говорящих белок и лосей, это так, мелочи. Иду в ванную, скидываю грязную одежду, и открываю краны с горячей и холодной водой. Горячая, это не то слово. Настоящий кипяток. Яйца можно варить под струёй. Залезаю в ванну, и с наслаждаюсь тёплой чистой водой, которая быстро наполняет ванну.

- Тебе сметанки положить? – Спрашивает мама с порога ванной. В руках у неё тарелка с жареной картошкой с грибами.
- Ага. Откуда грибы?
- Папа набрал по дороге с работы.
- О! Ну папа у нас! Зимой на работу с ружьём ходит, куропаток по пути стреляет, а летом грибы попутно собирает. Класс! – А что ты там опять пишешь?
- В Магадан еду на конференцию. Доклад готовлю.
- Что они вас мучают? Сколько можно сочинения писать, как школярам!
- Думаешь по другому бывает? Отец же тоже постоянно учится, экзамены сдаёт. Век живи – век учись. И ты до старости учиться будешь. По другому не бывает.
- Ну всё мам, иди, я стесняюсь.

Потом я долго читаю газеты на кухне, и только выпив три больших кружки чая с молоком, бреду наощупь в свою комнату. Думал, что придётся прилагать усилия, чтоб уснуть, но не тут то было. Только забрался в чистую, хрустящую от крахмала постель, как мгновенно провалился в сон.

Утро выдалось дождливым. Шахтёрская сопка скрылась в тумане, а небо затянуло сплошной пеленой. Солнцу через неё никак не пробиться, и над Кадыкчаном повисли сумерки. Хоть лампочку включай. Так темно в доме. Иду на кухню, привычно гляжу на термометр за окном. Ого! Плюс два всего. Бррр…

Кручу диск телефона. Восемь, девять, один, два, один… Гудок… «Уважаемые кинозрители! Сегодня в нашем кинотеатре демонстрируются»: - сообщает женский голос автоматического информатора – «Мультипликационная сказка «Аленький цветочек», сеансы в десять и двенадцать часов. Стоимость билета десять копеек. Широкоэкранный  художественный приключенческий фильм «Похищение Савойи», сеансы в четырнадцать, шестнадцать, девятнадцать и двадцать один час. Стоимость билета на дневные сеансы двадцать пять копеек, на вечерние пятьдесят копеек. Добро пожаловать в кинотеатр «Шахтёр». Приятного просмотра.

Не… Не хочу «Савойю», раза три уже видел. Вдруг, телефон захлёбывается дребезжащим звоном. Снимаю трубку:

Кактус как деликатес.

- Алё!
- Андрюшонис! – слышу в трубке воодушевлённый голос старшего брата.
- Здорово, Лёх!
- Значит так. Бросай все дела, срочно лети ко мне. Не прозевай автобус на одиннадцать. Паспорт возьми, в Магадан полетим!
- Во! Чего это вдруг!
- Мне машина в порт пришла. Обратно на собственной тачке приедем.
- У!!!!!! Лёшка! Лечу!

Быстро одеваюсь, на ходу перекусываю, рассовываю по карманам паспорт, кошелёк, спички, папиросы, и уже не спеша, потому что успеваю, отправляюсь на остановку у базара. Чёрт. Ну и холодина. Чёрная болоньевая куртка от сырости хорошо защищает, но против холода почти бессильна. Ничего. В автобусе жарко будет.

Усаживаюсь в «Лаз» на своё любимое место – в первый ряд, прямо у входной двери, чтоб смотреть через большое лобовой окно на серую ленту дороги, убегающую под колёса. Через боковые окна ничего не разглядеть. Снаружи по ним струится вода, а изнутри они постоянно запотевают. Зато через лобовое, такой замечательный вид!

Осенняя тайга завораживает безумством красок. Такое ощущение, что сумасшедший художник намешал на палитре совершенно диких ярких красок, а потом вытер эту палитру о землю. Все оттенки жёлтого, красного и зелёного расплескались по сопками и распадкам в таком завораживающем взгляд хаосе, что отвести его просто невозможно. Особенно, когда автобус поднимается на вершину очередного перевала, и с вершины открывается панорама, видная на десятки километров вокруг.

В обед я уже в Сусумане. Бегу рысцой, перепрыгивая через лужи, от автовокзала прямиком к Кинотеатру. Там в соседней пятиэтажке живёт мо брат со своей женой, которая через пару месяцев должна родить мне племянника, или племянницу. Взлетаю на второй этаж, нажимаю кнопку звонка, и слушая стук собственного сердца, пытаюсь уловить шаги за дверью.

- О!!! Привет Андрюха! Алёша только что звонил. Он точно угадал, что ты не сообразишь, что он на работе. Дуй в аэропорт быстрее. Борт из Магадана вот-вот приземлится, обратно на нём полетите.
-Угу.



Какая удача. Как раз успеваю на автобус до аэропорта. Через полчаса я уже топаю по ступенькам башни АДС (авиационная диспетчерская служба, где мой брат - начальник), на верху которой, находятся «скворечник» с диспетчерами. Там непривычно много народа, царит оживление. В форме только Маслов, который сейчас дежурит за пультом у экранов локаторов, и командир Ан двадцать четвёртого, прилетевшего из Магадана. Остальные все – халявщики, которые, будучи сотрудниками «Аэрофлота», летают без билетов, и намылились по своим делам в столицу Колымского края.

- Мужики! А чё это у вас с кактусом такое загадочное происходит, а? – Спрашивает командир, низко наклонившись к цветочному горшку на подоконнике у панорамного окна, выходящего на перрон и взлётно-посадочную полосу. – Я как ни зайду к вам, а у него отростков всё меньше, и меньше.
- Так ведь рубаем мы его. На салат. – Отвечает Маслов.
- В смысле? Едите что ли?
- Закусываем, а не едим!
- Да он же горький наверное! – Присутствующие, кто в курсе, дружно грохаются гомерическим смехом.
- Ой бли-и-ин! Насмешил! – Вытирая слезу, стонет от смеха мой Лёха. – Значит пробовал, раз вкус его знаешь?


- Не, ну я серьёзно, хорош ржать то, как кони! – Встаёт в гордую позу лётчик, откинув голову, на которой синяя фуражка оказалась на самом затылке, и засунув руки в карманы брюк. При этом становится видна кобура с пистолетом Макарова не его правом боку, под оттопыренной кожаной курткой.
- Да я серьёзно! Васильич! Есть что у нас там в холодильнике? – Спрашивает Лёха у пожилого диспетчера.
- А когда у нас не было? Коль, ты что предпочитаешь, коньяк, или водку кактусом закусывать? – Народ снова грохается от смеха, наблюдая за растерянным пилотом.

Васильич поднимает из кресла своё грузное тело в синем кителе с золотыми погонами, и ковыляет к холодильнику, который стоит у стены с картой Магаданской области наглухо зашторенной плотной тканью, и опечатанной пломбой особого отдела аэропорта.

Открывает дверцу, и достаёт початую бутылку коньяка и стеклянную баночку с майонезом. Наливает грамм пятьдесят в один из гранёных стаканов, который стоит тут же в компании с полным воды графином. Затем идёт к горшку, и отрывает один из «лопушков» кактуса. Умелыми движеньями выдёргивает иголки, и снимает ножиком кожицу. Затем ловко режет изумрудную мякоть в блюдце, щедро посыпает солью, и заправляет это дело майонезом.

- Ну, испытай! – Протягивает он Николаю стакан и блюдце с алюминиевой вилкой.

Командир недоверчиво берёт в одну руку стакан, другой вилку, опрокидывает в себя глоток коньяка, и с опаской закусывает «салатом».
- А ничего! – Под общий хохот одобрительно кивает изумлённый командир. Кивает головой, и причмокивает. На закусь вполне годится!
- Я ж тебе говорю, Фома неверующий. Главное кожицу снять. В ней вся горечь. А сам кактус вкусный, что огурец. Только полезнее. Ну всё. Вторую не наливаю, тебе людей везти, давайте по местам. Время.

Дружно гремим обувью по гулкой деревянной лестнице, спускаясь вниз, и идём к самолёту, в котором уже заняли места пассажиры с билетами. Поднимаемся по приставному трапу, входим в салон, и садимся на свободные места.

- Ну и рейс сегодня! Сотрудников больше, чем пассажиров!

Прямо на перроне запускаются один за другим оба двигателя, ревут при увеличении угла атаки лопастей, и окутанная пылью грунтового аэродрома «Аннушка», выруливает на полосу для того, чтоб развернуться в начале полосы, и запросить у Маслова разрешение на взлёт. Время в полёте проносится быстро, и через час мы уже в посёлке Сокол, в аэропорту «Магадан».

Тётя Маша.

- Лёх! Давай ты один в город смотаешься. Купишь машину, и рули прямо к Ефросининым. Я к ним пойду. Давно Генку не видал. Да и тётя Маша с дядей Борей рады будут.
- Лады. Напомни, какая квартира у них? Дом я помню, тут недалеко от УТО их пятиэтажка (УТО – учебно-тренировочный отряд Магаданского управления гражданской авиации), а вот квартиру подзабыл.
- Номер я тоже не помню. Крайний от дороги подъезд, второй этаж, налево.
- Ну всё, давай.

Своего друга детства Генку Евросинина, который ещё в олимпийский восьмидесятый год переехал из Кадыкчана в Сокол, я не застал. Поэтому до вечера общался с его мамой, которая была близкой подругой моей мамы. Впрочем, это меня никогда не напрягало. Тётя Маша мировая женщина, и хоть старуха для меня, но с ней интересно. Сообщил, что скоро они с мамой встретятся, потому, что у неё конференция на носу, и долго рассказывал о нашем житье-бытье в глухой тайге. А тётя Маша кормила меня варениками с вишней, и поила чаем и пирожками с брусникой.

Обнова.

Вечером, около семи, в дверь позвонили. Это был сияющий Лёшка. Довольный как кот, стыривший рыбу со стола. Мы с тётей Машей бегом побежали вниз по лестнице, смотреть Лёшкину машину.

- Ой какой цвет красивый! Никогда таких не видела! – Запела восхищённая Маша.
- А уши где? – Удивился я, разглядывая «жабры» на задних крыльях «Запорожца», вместо знаменитых воздухозаборников, напоминающих оттопыренные уши Чебурашки.
- Целый корабль «Запорожцев» пришёл, и все до единого вот такого необычного светло-зелёного цвета. А «ушей» больше не делают, Андрюшонис. Вчерашний день. Теперь жалюзи в моде.
- Ну открывай, дай за рулём посижу. Ух ты! Электронные часы!
- Ага. За часы семьдесят один рубль доплатить пришлось. Я то при заказе оплатил четыре тысячи, а машины в новой комплектации оказались, так что выложил четыре тысячи семьдесят один рубль копеечка в копеечку.
- Всего четыре тысячи? – выпучила от удивления глаза Маша.

- Ну да. Это ж «Запорожец», а не «Москвич», или тем более «Жигули».
- Мы с Борькой за три месяца за него расплатились бы.
- Так я тоже не сильно обеднел. Я как стал зам. Начальника аэропорта, вообще нормально начал зарабатывать. Когда в «скворечнике» часов набирается, тыща пятьсот выходит, а если с налётом, то и  тыща семьсот получается.
- Молодец ты Алёшенька. Вон, Петрович ваш до сих пор как пацан на мотоциклетке носится. А ты молодой совсем, а уже на машине собственной.
- Так сейчас, тёть Маш, на «Запорожца» не особо много желающих. Очередь в Профкоме на машину подходит, а приходит «Запорожец», ну очередник и отказывается в пользу тех кто после него записан. И ждёт своего «Москвича» или «Ладу». Это этого, наш «воздушный докер» отказался, Андрюха Сорокач. Говорит, что мол, не годно известному музыканту на «запоре» позориться.
- Дурень он, ваш Сорокач. Там где «Запор» проедет, ни одна другая машина не пройдёт, разве, что «Нива». Но она тяжёлая, а это, вдвоём можно из любой лужи выпихать. – Блеснул я познаниями в автомобилях.

- Ладно. Ночевать то останетесь?
- Не, тёть Маш. Мне на работу завтра. Поедем уже. И так до утра ехать придётся.
- Ну пойдём я тебя варениками с вишней накормлю. Андрюшка твой так их нахваливал, так их нахваливал.
- Этот проглот может. Лишь бы побольше накладывали.
- Иди ты! Сам проглот!
- Ладно, ладно, я же прикалываюсь.

Золотая Тенька.

В дорогу Маша нам собрала кулёк пирожков, и всучила старый китайский термос с яркими птицами и помятой алюминиевой крышкой – стаканчиком на резьбе, полный горячего чая: - «Возвращать не надо! Это подарок тебе от меня. Пусть всегда в машине будет, и обо мне напоминает»!

Потом была трудная дорога по Тенькинской трассе. Восемьсот километров по горным серпантинам, с перевала на перевал, по узкой грунтовой дороге, где обочины усеяны пустыми ржавыми бочками из под топлива и негодными скатами от грузовиков. За десятилетия их ту собралось, наверное, сотни тысяч тонн. А у подножия перевалов покоятся останки десятков автомобилей, сорвавшихся в пропасть. Это только те, которые не было возможности эвакуировать. Почти за каждым  остовом - чья та жизнь. Иногда не одна. Скорбная примета адской Колымской трассы. Одному Богу известно, сколько жизней она взяла при её строительстве, и сколько ещё потом. У нас говорят: - «Кто по Теньке не ездил, тот на Колыме не бывал».



Останавливались, чтоб охладить мотор, только дважды. На вершинах перевалов Лашкалях, и Гаврюшко. Самые затяжные подъёмы, длиной до двадцати километров непрерывного карабканья по «зю-образной» дороге, даже в холодную погоду не дают шансов не перегреться двигателю. Тем более, если он воздушного охлаждения как на «Запорожце».

Но ещё до рассвета мы въезжаем в Сусуман. Оба устали и изнервничались. Брат впервые в жизни проделал такой дальний и сложный путь за рулём.

- Сейчас Кыргыну разбудим, и заставим нас кормить.
- Кого?
- Кыргыну. Кыргына по якутски значит – светлая. Не знал? Так вот я всех Светок зову Кыргынами.
- Твоя не обижается?
- Бх-х-а! Обижалку быстро оторву, и собакам выброшу.
- Береги её. Она у тебя замечательная.
- Знаю. Других не держим!

Читать продолжение...

Посетителей:

подробнее: gal_russiae rt-russian обменки BITCOIN-VISA-WebMoney xmlgold.eu ukrcash.com